О географическом распределении растений.
Хотя я не из тех людей, которые думают, что после путешествия, предпринятого мною с Бонпланом в тропические области Нового Света, от изучения наук, знания литературы, наконец, свободных искусств, которые у всех народов пользуются великим почетом, я смог стать настолько же полезным, как делаются те, которые совершили по повелению королей и по поручениям обществ продолжительные морские плавания для обозрения земного шара, тем не менее я решаюсь, вернувшись из путешествия, в промежуток времени в десять лет завершить весь этот труд, неустанно работая с величайшим рвением, с тем, чтобы все то, что мы, странствуя в таких разнообразных местах, смогли собрать и записать,— издать в свет тщательно обработанным, должным образом исправленным и иллюстрированным таблицами на меди.
Приходится удивляться, что с тех пор, как испанцы, французы и англичане открыли Новый Свет и Тихий океан, были как бы осуждены на забвение (с большим ущербом для наук) такая масса находящихся в них растений, такие разнообразные и удивительные виды животных, так много экспериментов для отыскания причин явлений природы и для установления движения светил.
Однако те, на кого возложены обязанности по управлению государством, по большей части не с тою же щедростью расходуют средства на издание печатных отчетов о путешествиях, как на организацию и снабжение экспедиций.
По этой причине произошло то, что многое из уже давно исследованного и открытого, благодаря большому искусству естествоиспытателей, в наше время кажется неизвестным.
Когда я вернулся из Мексиканской империи в Европу, то прежде всего я озаботился о том, чтобы пересмотреть заметки, которые были записаны мною и Бонпланом в пути, проверить их и отделить те из них, которые относятся к астрономии, от тех, которые относятся к описанию местностей, нравов племен и древних памятников, ориктогнозии, зоологии и ботанике.
Это было необходимо потому, что если бы я поместил все вместе в один труд, то том вырос бы в чрезмерно большую глыбу.
Не имея намерения задерживать читателя на сообщении того, что уже издано нами в свет,следует только разъяснить, что главной причиной задержки явилась самая огромность дела, предпринятого на частные средства, совпавшая с такими трудными временами и обстоятельствами, как движение племен, потрясение империй, Европа, вся пылающая войной, настроение людей, как бы провидящих будущие бури—со всем, что отвлекало от научных занятий. Однако я не раскаиваюсь, что употребил на это дело столько времени и труда, работая над ним день и ночь, потому что размышление всегда придает кое-что к порядку и изложению того, о чем пишут.
Уже в начале 1805 г., намереваясь из Франции вернуться на родину, прежде чем направиться в Рим для свидания с моим родным братом, я, отобрав более редкие образцы растительности, начал вместе с Бонпланом издавать в Париже отдельные выпуски, и этот труд под заглавием «Plantae aequinoctialae» дорос почти до двух томов.
Он охватывает более сорока новых родов растений, которые почти все растут только в Америке, и иллюстрирован их изображениями. И Бонплан не только пополнил этот труд тем, что относится собственно к гербарию и к систематизации его в естественном порядке, но этот же труд наш украсил многими и разнообразными замечаниями относительно врачебного значения и полезности растений.
Примерами могут служить следующие: Cinchona, которую мы называем Condaminea, которая у фармакологов Гадеса и Мадрида славится под именем Cortices Loxensis и которая никогда раньше не была определена; оринокское дерево, называемое туземцами Cuspare, которое дает настоящую кору Ангостуры (corticem Angosturae) и до нашего путешествия превратно относилось то к виду бруцей (Bruceae), то к виду магнолий; Bignonia chica, которая доставляет превосходную краску; Wintera granatensis, которую не следует смешивать с W. aromatica; Mikania guaco, славящаяся исключительной целебной силой для лечения змеиных укусов; Psychotria emetica, которая доставляет настоящую новогранадскую ипекакуану.