Александр Гумбольдт. Идеи о физиономичности растений

Когда человек, умеющий чувствовать, исследует природу или в своей фантазии мысленно измеряет обширные пространства органического творения, то ни одно из многочисленных, испы­тываемых им, ощущений не действует так глубоко и сильно, как ощущение полноты повсюду разлитой жизни. Везде, даже вблизи ледяных полюсов, воздух дрожит от пения птиц и жужжания насеко­мых. Не только нижняя часть атмосферы, насыщенная сгущенными парами, но и высшие слои чистого эфира - полны жизнью. Как бы часто ни поднимались на хребет Перуанских Кордильер, или, к югу от Женевского озера, ни восходили на вершину Монблана, даже здесь, и в этих пустынных местах, находили еще животных. 

Мы видели бабочек и других крылатых насекомых на Чимборазо, которое превышает Этну на 2 440 метров. Если даже, занесен­ные восходящими токами воздуха, они и заблудились как странники там, куда беспокойная жажда знания направляет осторожные шаги человека, то их существование доказывает все же, что более гибкие животные организмы выдерживают еще тогда, когда растительные уже давно достигли своего предела. 

Выше пика Тенерифы[1], взгроможденного на покрытый снегом хребет Пиренеи, выше всех вершин цепи Анд часто парил над нами кондор, великан из коршунов. Хищническая страсть и преследование тонкорунной вигони, стадами, подобно сернам, бродящей по покры­тым снегом травянистым равнинам, влекут в эти области мощную птицу. 

Вулкан Эль Тейде (El Teide) Тенерифе

Но, если даже невооруженный глаз обнаруживает жизнь во всей атмосфере, то еще большие чудеса открывает микроскоп. Из высыхающих вод ветры уносят вверх ротаторий, коловраток и тому подобных микроскопических существ. Неподвижные и объятые кажущейся смертью парят они в воздухе до тех пор, пока роса не вернет их обратно на питающую землю; оболочка, заключающая их прозрачное, вращающееся тело, растворяется, и вероятно кислород, содержащийся в воде, возбуждает в их органах новую чувствитель­ность. 

Атлантические метеоры желтоватой пыли (пыльные туманы), ко­торые с островов Кап-Верде[2] время от времени проносятся далеко на восток - в Северную Африку, Италию и Среднюю Европу, со­гласно блестящему открытию Эренберга, образованы скоплениями микроскопических организмов, одетых кремнистыми оболочками. Многие из них быть может долгие годы парят в верхних слоях атмо­сферы, а иногда верхними пассатами и восходящими токами воз­духа приносятся опять на землю сохранившими жизнеспособность и готовность к размножению путем деления. 

Наравне с развитыми организмами, воздух несет и бесчисленные зародыши будущих жизней, яйца насекомых и семена растений, которые благодаря летучкам из волосков приспособлены к долгим осенним полетам. Даже животворную пыльцу, рассеиваемую у раз­дельнополых растений мужскими цветами, ветры и крылатые насеко­мые через моря и землю несут к женским, одиноким цветкам. Куда бы ни проник взор естествоиспытателя, повсюду он найдет жизнь или зародыши жизни. 

Но хотя подвижный воздушный океан, в который мы погружены и на поверхность которого мы лишены возможности подняться, и дает необходимую пищу многим органическим существам—они требуют еще и более грубой пищи, которую может им дать лишь .основание этого газообразного океана. Последнее может быть двух родов: меньшую часть составляет суша, непосредственно окруженная воздухом, большую же часть образует вода,—быть может возникшая некогда, тысячелетия тому назад, под действием электрического огня, из вступивших в соединение газов, и теперь неизменно присутствую­щая как в составе облаков, так и в пульсирующих сосудах живот­ных и в растениях. 

Органические существа спускаются далеко в глубь земли: они повсюду в естественных пещерах и искусственных шахтах, куда может проникнуть дождевая вода. Область подземной флоры тайно­брачных уже давно была объектом моей научной работы. Горячие источники, несмотря на высокие температуры, питают мелких кон­ферв и осциллярий[3]. 

Вблизи полярного круга, у берегов Медвежьего озера в Аме­рике видел Ричардсон украшенную цветами почву, остававшуюся на глубине 6 метров замерзшей в течение лета. 

Остается невыясненным, где сосредоточена наибольшая полнота жизни: на материках или в неисследованных глубинах моря. Благо­даря прекрасной работе Эренберга «О жизни мельчайших существ» в тропических морях, а также на пловучих и неподвижных льдинах у южного полюса, расширилась перед нашим взором сфера органи­ческой жизни, а вместе с тем и горизонт самой жизни. 

В расстоянии 12 градусов от полюса были найдены живыми погруженные в ледяные глыбы, одетые кремневой оболочкой полигастры и косцинодиски с их зелеными яичниками[4]. Точно так же в ис­следованных Агассицом швейцарских ледниках живут ногохвосты (Podurida)[5] и маленькие черные ледниковые блохи (Desoria glacialis). Эренберг показал, что на многих микроскопических инфузориях (Synedra, Cocconeis) живут еще другие тляобразные организмы, что одно невидимое микроскопическое животное из галионелл, при невероятной способности деления—массового размножения, в четыре дня может образовать 10 куб. сантиметров билинского полирующего сланца. 

В океане появляются подобно сияющим звездам студенистые морские организмы, то живые, то мертвые. Их фосфорисцирующий свет. превращает зеленоватую поверхность неизмеримого океана в огненное море. 

Ничто не изгладит во мне впечатления от тех тихих тропиче­ских ночей в Южном океане, когда с высоты благовонной синевы неба высокое созвездие Корабля и склоненное к горизонту, заходя­щее созвездие Креста лили свой мягкий планетарный свет, в то время как дельфины прорезывали светящимися полосами пенящиеся волны морские. 

Но не только океан,—болотные воды таят в себе бесчисленное количество организмов удивительного строения. Для нашего глаза почти незаметны циклидии, эуглены и множество наид, размножаю­щихся почкованием подобно ряске6, привлекающей их к себе даваемой ею тенью. 

В различной воздушной среде, лишенные света дышат и пят­нистая аскарида, паразитирующая в тканях кожи дождевого червя, и серебристая леукофора, живущая внутри пресноводной ракушки береговой наяды, и пятиустка (Pentastomum), поселяющаяся в ши­роко-клетчатых легких тропических гремучих змей[7]. 

Существуют одноклеточные паразиты крови, живущие в лягуш­ках и форелях, имеются животные, обитающие даже, согласно иссле­дованиям Нордманна, как в жидкостях глаз, так и в жабрах рыб. Таким образом, жизнь заполняет даже самые потаенные места орга­низмов. 

Мы здесь остановимся на растениях, так как их жизнь обуслов­ливает существование животных. Растения работают беспрестанно над превращением грубых веществ земли в органические соедине­ния, которые, обработанные жизненной силой, после тысячи видоиз­менений облагораживаются превращением в сократимое нервное волокно. Тот же взгляд, который мы остановим на распространении растительного покрова, раскроет питаемую и поддерживаемую им полноту животной жизни. 

Неоднородно соткан ковер, который обильно цветущая Флора распростерла по голой земле: он гуще там, где солнце высоко поднимается над небом вечно голубым, он реже у омертвелых полю­сов, где быстро возвращающиеся морозы то убивают только развив­шуюся почку, то поражают еще лишь созревающий плод. Но человек повсюду может радоваться нахождению питающих его растений. 

Когда со дна моря вулкан, раздвинув кипящие волны (как некогда среди греческих островов), внезапно, выдвинет шлаковую скалу, или когда полипы (чтобы напомнить более мирное явление природы) на подводной возвышенности возводят свои клетчатые жилища до тех пор пока, выступив через тысячелетия над поверх­ностью воды, образовав плоский коралловый остров, тогда органические силы готовы сейчас же оживить мертвую скалу. Что так внезапно приносит семена: перелетные ли птицы, ветры или морские волны—при отдаленности побережий трудно решить. 

Но как только голого камня коснется воздух, в северных странах на нем образуется ткань бархатистых нитей, невооруженному глазу представляющаяся в виде окрашенных пятен. Некоторые из них окружены простым или двойным, выступающим краем, другие— прорезаны рубцами и разделены на участки. С течением времени темнеет их светлая окраска. Издали заметный желтый цвет становится коричневым, а сизовато-серые лепрарии постепенно превра­щаются в пыльно-черные. Грани стареющего покрова сливаются одна с другой, и на их темной основе образуются новые, округлые пятна лишайника, ослепительной белизны. 

Так откладываются пластами органические ткани одна на другую. И точно так же, как человеческие общества, вступающие в стадию оседлости, должны пройти известные ступени культуры, так и постепенное расселение растений подчинено определенным есте­ственно-историческим законам. Там, где сейчас высокие деревья лесов радостно вздымают свои вершины, некогда нежные лишайники покрывали лишенные почвенного покрова скалы. Мхи, злаки, травянистые растения и кустарники заполняют пропасть этого длинного и неизмеренного промежутка времени. Роль лишайников и мхов на севере, в тропиках выполняют Portulaca, Gomphrena и другие низкие суккулентные береговые растения. История растительного покрова и его постепенного распространения по пустынной земной коре имеет свои эпохи, как и история расселяющегося животного мира.

Portulaca oleracea L

Но если эта полнота жизни рассеяна повсюду, если организм находится в непрестанном стремлении соединить в новые образова­ния разъединенные смертью элементы, то эта полнота жизни и ее обновление различны в зависимости от широты места. Периодически замирает природа в холодной зоне, так как жидкость является усло­вием жизни. Животные и растения (не считая мхов и других тайно­брачных) находятся здесь в течение многих месяцев погруженными в зимний сон. Вследствие этого на значительной части земли могут развиваться только такие органические существа, которые выдержи­вают большую потерю тепла и способны без листьев переносить длинный перерыв жизненных функций. Напротив того, чем ближе к тропикам, тем больше разнообразия в строении, красоте форм п смеси красок: вечная юность и сила органической жизни. 

Но в этом возрастании легко могут усомниться те, которые ни­когда не покидали нашей части земного шара, или не занимались общим землеведением. Если из наших густолиственных дубовых лесов, через цепи Альп или Пиренеи, спуститься в Италию или Испа­нию, если в особенности направить свой взор на некоторые части африканского побережья Средиземного моря, то можно легко притти к ошибочному выводу, что безлесье является характерной чертой жарких климатов. При этом забывают, что южная Европа имела иной облик, когда впервые в ней поселились пеласгийский или карфа­генский земледельческие народы; забывают, что раннее культурное развитие человеческого рода сопровождается вытеснением леса и что преобразующий дух народов лишает постепенно землю ее украшения, радующего нас на севере, и который (в гораздо большей степени, чем все исторические свидетельства) является показателем юности нашей культуры. 

Огромная катастрофа, следствием которой явилось образование Средиземного моря, происшедшая, благодаря прорыву, вздувшимися морскими водами, Дарданелл и Гибралтара, лишила пограничные страны значительной части их чернозема. То, что упоминается грече­скими писателями о самокритских мифах, объясняется в настоящее время этим разрушительным изменением в природе. Вследствие этого во всех странах, омываемых Средиземным морем, для которых харак­терны известняки третичного и нижне-мелового периодов, значитель­ная часть их поверхности представляет собою голую скалу. Живо­писность местностей Италии основывается именно на этом приятном контрасте между безжизненными, голыми скалами и роскошной растительностью, как бы островами развивающейся среди них. Там, где эти скалы менее прорезаны расселинами, вода задерживается на их поверхности, а там, где последняя покрыта землей (как, например, по восхитительным побережьям Албанских озер), даже в самой Италии, имеются свои дубовые леса, такие тенистые и зеленые, что обитатель севера мог бы только позавидовать. 

Точно так же пустыни по ту сторону Атласа[8] и неизмеримые равнины или степи Южной Америки должны рассматриваться как чисто местные явления. Последние покрыты, по крайней мере во время дождливого периода года, травой и низкими, почти травяни­стыми мимозами; первые же—представляют собою моря песка в глубине старого материка, большие, лишенные растительности простран­ства, обрамленные вечнозелеными, покрытыми лесом, берегами. Только одиночные пальмы напоминают путешественнику о том, что и эти пустыни составляют часть живой природы. 

Атласские горы, Марокко

Вследствие обманчивой игры света, являющейся результатом излучения тепловой энергии, основания стволов этих пальм то кажутся свободно висящими в воздухе, то их перевернутое изображение повторно отражается в волнообразно струящихся слоях воздуха. 

К западу от Перуанской цепи Анд, на побережьях Тихого океана, нам потребовались недели, чтобы пересечь такие же безводные пустыни. Происхождение последних, это отсутствие растений на большом протяжении в местностях, где кругом господствует полная силы растительность, представляет собою недостаточно изучавшееся географическое явление, представляющее собою бесспорно результат древних революций в природе (затоплений или вулканических изменений в земной коре). Если какая-либо местность когда-либо лишалась своего растительного покрова, если песок подвижен и лишен источников воды, если восходящие потоки горячего воздуха препятствуют выпадению дождевых осадков, то должны пройти тысячелетия, прежде чем жизнь от зеленых краев снова проникнет в глубь пустыни. 

Но тот, кто способен одним взглядом обнять природу, кто умеет отрешиться от местных явлений, тот увидит, как с нарастанием тепла, от полюсов к экватору, также постепенно увеличивается и органическая сила и полнота жизни. Но, и при этом нарастании, каждой части земного шара присущи свои красоты: тропикам — разнообразие и величина растительных форм, северу - вид лугов и пе­риодически вновь пробуждающейся, при первом дуновении весен­него воздуха, природы. 

Каждая зона имеет помимо своих собственных преимуществ также и присущий ей характер. Допуская известный произвол в не­нормальном развитии отдельных частей, исходная сила организа­ции связывает все животные и растительные организмы постоян­ными, вечно повторяющимися типами. 

Так же как каждому органическому существу присуща опреде­ленная физиономия (а описательные ботаника и зоология, в узком смысле этого слова, и представляют собою классификацию животных и растительных форм), точно так же существует и физиономия при­роды, присущая исключительно каждой отдельной зоне земли. 

То, что художник обозначает выражениями: швейцарская при­рода, итальянское небо, основывается на смутном ощущении этого местного характера природы. Синева неба, освещение, поднимаю­щиеся вдали испарения, облик животных, сочность трав, блеск листвы, очертание гор, — все эти элементы определяют общее впе­чатление какой-либо местности. 

Правда, одни и те же горные породы: трахит, базальт, порфиро­вый сланец и доломит образуют под всеми широтами группы скал одинаковой физиономии. Диоритовые скалы Южной Америки и Мек­сики сходны с таковыми германских Фихтельгебирге, точно так же, как среди животных форма алько или родоначальная раса собак Америки сходна с европейской расой. Вследствие ли того, что неорга­ническая кора земли как будто не зависит от климатических влия­ний, потому ли, что разница климатов, в зависимости от различия в географических широтах, возникла позже горных пород, потому ли, что отвердевающая, поглощающая и излучающая тепло земная масса сама определяет свою температуру, вместо того, чтобы полу­чать ее извне,—всем странам света поэтому свойственны все форма­ции, повсюду имеющие сходное строение. 

Везде базальт образует двойные купола и усеченные конусы, везде трапп-порфир представлен в виде причудливых массивов скал, а гранит - в виде закругленных куполов. Точно так же и сходные растительные формы, ели и дубы венчают горные склоны как Шве­ции, так южных частей Мексики. Но при всем этом сходстве форм, этом однообразии отдельных очертаний, группировка последних в целое принимает все же самый разнообразный характер. 

Как ориктогностическое[9] изучение горных пород отличается от науки о строении земли, так и частные описания природы отличаются от общих описаний или физиономии природы. 

Георг Форстер в своих Путешествиях и мелких работах, Гёте в описаниях природы, которые так часто содержатся в его бессмерт­ных произведениях, Бюффон, Бернарден де Сан-Пьер и Шатобриан с неподражаемой верностью передали характер отдельных стран. Такие описания предназначены не только для тото, чтобы доставлять одно из благороднейших наслаждений, нет, познание характера природы различных местностей земного шара теснейшим образом связано с историей человечества и его культурой. И если начало этой культуры и не определяется исключительно одними естественно-историческими влияниями, то направление ее, характер народа,. мрачное или веселое настроение человечества в большинстве слу­чаев являются результатом климатических условий. Как велико было влияние неба Греции на ее обитателей. Как могли не пробу­диться более культурные черты характера и более нежные чувства у народов, населяющих прекрасные и счастливые местности земного шара между Ефратом, Галисом[10] и Эгейским морем? И разве наши предки, когда Европа погрузилась в новое варварство и религиозное увлечение, внезапно открыв священный Восток, не привезли из этих мягких долин более кроткие нравы. Отличительный характер, присущий поэтическим произведениям греков и угрюмым песням. примитивных северных народов, в большинстве случаев связан с обли­ком растений и животных, горными долинами, которые окружали поэта, и воздухом, который его обвевал. Кто не чувствовал себя иначе настроенным в темной тени буков, на холмах, увенчанных оди­ночно стоящими пихтами, или на травянистом лугу, где ветер шеле­стит по дрожащей листве берез? Эти родные растительные ландшафты воскрешают перед нами меланхоличные, серьезно-возвышенные или веселые картины. Влияние физического мира на мораль, полное тайны взаимодействие чувственного и сверхчувственного придает изучению природы, если подняться до более возвышенной точки зрения, особую, еще недостаточно оцененную, притягательную силу. 

Но хотя характер различных местностей земного шара находится в зависимости одновременно от всех внешних явлений, если очер­тания гор, физиономия растений и животных, если синева неба, строение облаков и прозрачность воздуха обусловливают совокуп­ность впечатления, то тем не менее нельзя отрицать, что главное, определяющее это впечатление, принадлежит растительному по­крову. Животным организмам недостает массы: подвижность особей и часто их незначительные размеры делают их незаметными для наше­го взора. Растительность в противоположность этому производит впе­чатление на наше воображение своей постоянной величиной. Ее масса указывает на ее возраст, и лишь в растениях старость и проявление обновляющей силы находятся в постоянном сочетании друг с другом. 

Гигантское драконовое дерево, которое я видел на Канарских островах, имевшее 6 метров в диаметре, все продолжает нести  как бы в состоянии вечной юности) цветы и плоды. Когда французские авантюристы Бетанкуры в начале пятнадцатого столетия покорили счастливые острова, драконовое дерево Оротавы (священное для туземцев, как масличное дерево в Афинах или вяз в Эфесе) имело такие колоссальные размеры, как и сейчас[11]. Существующий под тропиками лес из гименей (Hymenaea) и цезальпиний[12] представляет собою памятник быть может тысячелетней давности. 

Если окинуть взором различные виды явнобрачных растений, имеющиеся в настоящее время в гербариях, число которых может быть оценено более чем в 80 000, то в этом удивительном множестве можно найти известные основные формы, к которым можно свести все остальные. При выделении этих типов, красотой, распределе­нием и группировкой которых определяется физиономия растительности страны, надо обращать внимание не на мелкие признаки, как органы размножения, околоцветники и плоды (как это делается из других побуждений в ботанических системах), а на то, что массой общего впечатления индивидуализирует местность. В эти основные формы растительности входят, правда, целые семейства так назы­ваемой естественной системы. Банановые и пальмы, казуариновые и хвойные могут быть приведены из их числа. 

Но систематик выделяет множество групп растений, которые физиономист вынужден объединять одну с другой. Там, где расти­тельность представляется в массе, сливаются очертания и разделе­ние листьев, строение стволов и ветвей. Живописец (а здесь слово принадлежит тонкому ощущению природы художника) различает на заднем плане ландшафта группы пиний или пальм от буков, но не эти последние от других лиственных деревьев. 

Шестнадцать растительных форм определяют, главным обра­зом, физиономию растительности. Я перечисляю лишь те, которые я сам мог наблюдать во время моего путешествия через оба материка и при многолетнем изучении растительности различных стран между 0° северной и 12° южной широты. 

Без всякого сомнения, число этих форм значительно возрастет, когда проникнут дальше в глубь материков и откроют новые роды растений. В юго-восточной Азии, во внутренней Африке и Новой Голландии, в Южной Америке от реки Амазонки до провинции Чикитос растительность нам еще совершенно незнакома. Что если бы когда-нибудь нашли страну, где деревянистые грибы—Cenomyce rangiferina или мхи росли в виде высоких деревьев? Neckera den-droides, германский мох, в действительности древовиден, а бамбуки (древовидные злаки), которые, как и тропические папоротники, часто превышают наши липы и ольхи, еще и сейчас представляют для европейца такое поражающее зрелище, каким был бы лес из высоких мхов для первого, кто открыл бы его. 

Абсолютные размеры и степень развития, которого достигают организмы (виды растений и животных), принадлежащие к одному и тому же семейству, определяются еще неизвестными законами. Размеры тела каждой из больших групп животного царства: насе­комых, ракообразных, рептилий, птиц, рыб или млекопитающих, колеблются между двумя крайними пределами. Но эти пределы, установленные современными наблюдениями, могут когда-нибудь быть еще более раздвинуты, благодаря новым открытиям, вследствие нахождения до сих пор неизвестных видов животных. 

У наземных животных благоприятные температурные условия, зависящие от широты местности, повидимому, генетически способ­ствовали их органическому развитию. Наши маленькие и тонкие ящерицы превращаются на юге в колоссальные, тяжеловесные, покрытые панцырем тела страшных крокодилов. В огромных кош­ках Африки и Америки, в тиграх, львах и ягуарах в крупных масш­табах повторяется строение одного из самых маленьких наших домашних животных. 

Но если мы проникнем в глубь земли, разроем места погребе­ний растений и животных, то окаменелости укажут нам не только на распределение форм, стоящее в противоречии с современным распределением климатических условий, они познакомят нас также с колоссальными существами, которые представляют такой же контраст с теми, которые нас сейчас окружают, как и простота героизма эллинов по сравнению с тем, что теперь обозначают величием характера. 

Если температура земного шара претерпела значительные, быть может периодически возвращавшиеся, изменения, если соотно­шение между морем и сушей, и даже высота и давление атмосферы не всегда были одни и те же, то физиономия природы, размеры и строение организмов должны были точно так же подвергнуться многократным изменениям. Крупные толстокожие, слонообразный мастодонт, Mylodon robustus Оуэна, Colossochelys—наземная чере­паха, около 2 метров высоты, населяли некогда леса, образованные гигантскими лепидодендронами, кактусовидными стигмариями[13] и многочисленными цикадовыми. 

Будучи не в состоянии полностью передать современные черты физиономии нашей стареющей планеты, я попытаюсь наметить лишь те характерные черты, которые наиболее присущи каждой из ра­стительных групп. Трудной задачей при всем богатстве и всей гиб­кости немецкого языка является охарактеризовать словами то, что по существу межет быть представлено лишь при помощи изобрази­тельного искусства живописца. Кроме того, необходимо избегать и утомительного впечатления, которое должно несомненно произ­вести перечисление отдельных форм. 

Мы начнем с пальм, самых высоких и самых благород­нейших из всех растений, так как за ними народы признали пер­венство в красоте (азиатское царство пальм, а также примыкаю­щие к нему области земного шара, были местом первоначального развития человечества). Высокие, стройные, кольчатые, иногда ко­лючие стволы несут на своей вершине блестящие веерные или пери­стые листья. Последние часто, подобно травам, собраны в складки. Гладкий ствол достигает, согласно моим тщательным измерениям, около 55 метров высоты. Форма пальм по мере удаления от экватора к умеренной зоне все убывает в своей красоте и размерах. Европа имеет в числе своих туземных растений только одного представителя этой формы: карликовую береговую пальму Chamaerops[14], распро­страненную в Испании и Италии к северу до 44° широты. 

Собственно климат пальм земного шара имеет среднюю годовую температуру, колеблющуюся между 20°,5 и 22° Реомюра. Но за­везенная к нам из Африки финиковая пальма, значительно менее красивая, .чем другие виды этой группы, растет еще в южной Европе в местностях, средняя годовая температура которых составляет лишь от 12° до 13°,5. 

Стволы пальм и остовы слонов лежат в северной Европе, по­гребенными в недрах земли. Их положение дает возможность пред­положить, что они не принесены водами из тропиков на север, но что во время грандиозных революций нашей планеты климаты, точно так же, как и зависящая от них физиономия природы, подвер­гались многократным изменениям. 

С пальмами сочетается во всех частях света форма п и з а н г о в или банан: Scitamineae и Musaceae ботаников, Heliconia, Amomum, Sterlitzia, низкий, но сочный, почти травянистый ствол, который облегают тонко и рыхло переплетенные, тонконерв­ные, шелковисто-блестящие листья. Группы пизангов составляют украшение влажных областей. Их плод является главной пищей почти всех народов жаркой зоны земного шара. Точно так же как мучнистые хлебные злаки севера, так и пизанги сопровождают че­ловека с самого раннего младенчества его культуры. 

Исходную родину этого пищевого растения семитические ска­зания связывают с Ефратом, другие, что более вероятно, с подно­жьем Гималаи в Индии. Согласно греческим мифам равнины Энны15 являются счастливой родиной хлебных злаков. Но в то время как плоды Цереры, распространенные благодаря культуре на севере земного шара, образуют однообразные, широко раскинувшиеся нивы, придающие мало красоты природе, житель тропического поя­са, переходящий к оседлому образу жизни, создавая банано­вые плантации, умножает красивейшее и благороднейшее из рас­тений. 

Форма мальвовых и баобабовых (Bombaceae), представленных родами Ceiba, Cavanillesia и мексиканским деревом Cheirostemon, характеризуется колоссально толстыми стволами, мягко-шерстистыми, крупными, сердцевидными или надрезанными листьями и роскошными, часто пурпурно-красными цветами. К этой группе растений относятся: хлебное дерево—Adansonia digitata, ко­торое, при средней высоте, иногда достигает толщины 9 метров и которое, по всей вероятности, является одним из крупнейших и древнейших памятников органической природы на нашей планете. Форма мальвовых, уже от Италии, начинает придавать раститель­ности своеобразный, южный характер. 

В противоположность этому наша умеренная зона в Старом Свете, к сожалению, совершенно лишена тонко-перистых листьев формы мимоз, представленной родами—Acacia, Desmanthus, Gleditschia, Porleria, Tamarindus. Но в Соединенных Штатах Северной Америки, где на той же широте растительность многообразнее и бо­гаче, чем в Европе, эта прекрасная форма уже имеется. Для фор­мы мимоз обычным является зонтиковидная распростертость вет­вей, подобно итальянским пиниям. Темная синева тропического неба, сияющая сквозь тонко-перистые листья, дает исключительный по своей живописности эффект. 

Вересковые являются преимущественно африканской ра­стительной формой. Сюда относятся, с точки зрения физиономиче­ского характера или общего облика, также Epacrideae и Diosmeae, многие протейные и австралийские акации с листовидноразвитыми черешками листьев (филлоднями). Эта группа имеет некоторое внеш­нее сходство с хвойными и именно поэтому часто с этой последней образует прелестный контраст, благодаря своим многочисленным колокольчатым цветкам. Древовидные вересковые, как и некоторые другие африканские растения, доходят до северного побережья Сре­диземного моря. Они украшают Италию, а заросли ладанников (Cistus)—Испанию. Но наиболее роскошно растущими видел я их на Тенерифе, на склоне Тейдского пика. 

В Балтийских странах и еще дальше к северу этой раститель­ной формы страшатся, как предвестника засухи и неплодородия. Наши верески—Erica (Calluna) vulgaris, E.tetralix, E. carnea и Е. cinerea—являются общественно живущими растениями, с наступа­тельным движением которых земледельческие народы борются с не­значительным успехом в течение столетий. 

Удивительно, что главный представитель этого семейства свой­ствен только одной стороне нашей планеты. Из 300 известных видов рода Erica в Америке имеется лишь только один, распространен­ный от Пенсильвании и Лабрадора до Нурки и Алашки. 

И как раз в противоположность этому Америке присуща форма кактусовых: они высятся то в виде шаров, то в виде члени­стых стволов, то подобно высоким многоугольным колоннам, сход­ным с трубами органа. Эта группа представляет разительный конт­раст с лилейными и бананами. Они относятся к числу растений, которых Бернарден де Сан-Пьер очень удачно назвал растительными источниками пустыни. В безводных равнинах Южной Америки то­мимые жаждой животные отыскивают мелокактус: шаровидные, на­половину зарывшиеся в песок растения, сочная внутренность которых скрыта под страшными иглами[16]. Колонновидные стволы кактусов достигают 10 метров высоты. Канделябровидно-разветвлен-ные, часто покрытые лишайниками, напоминают они внешним своим обликом некоторые африканские молочаевые. 

Подобно тому как эти растения образуют как бы зеленые оазисы в лишенных растительности пустынях, так и орхидеи оживляют обугленные солнцем стволы тропических деревьев и рассе­лины пустынных скал. Ваниль отличается своими светлозелеными мясистыми листьями и многокрасочными цветами удивительного строения. Цветы орхидей напоминают то крылатых насекомых, то птиц, привлекаемых ароматом, испускаемым нектарниками. 

Художнику не хватило бы жизни, чтобы изобразить хотя бы часть роскошных орхидей, украшающих глубокие долины Перуанских Анд. 

Безлистные, также как и почти все виды кактусов, к а з у а р и н о в ы е: деревья с ветвями, напоминающими хвощей, свой­ственные лишь Австралии и Ост-Индии. Но и в других странах име­ются следы этой скорее своеобразной, чем красивой формы. Северо­африканские хвощи—Equisetum altissimum и эфедра—Ephedra aphylla, перуанские коллетии и сибирский—Calligonum Pallasii близ­ки к форме казуарин. 

Насколько листья банановых расширены, настолько у казуариновых и хвойных они сужены. Пихты, туи и кипарисы предста­вляют собою северную форму, более редкую в тропиках. Лишь которые голосемянные (Dammara, Ginkgo) имеют широкие листья. Их вечно свежая зелень оживляет унылый зимний ландшафт. Она вместе с тем служит для обитателей полярных стран свидетельством того, что, несмотря на снег и лед, покрывающие почву, внутренняя жизнь растений, подобно Прометееву огню, никогда не угасает на нашей планете. 

Паразитно[17], как у нас мхи и лишайники, покрывают в тропиках, стареющие стволы лесных деревьев, помимо орхидей, ароидные растения (Pothos). Мясистые, травянистые стебли несут крупные, то стреловидные, то пальчато-рассеченные, то удлиненные, но всегда толсто-нервные листья. Цветы ароидных окружены початком, по­вышающим температуру их жизненных процессов. Лишенные ствола, они образуют воздушные корни. 

Родственные формы: Pothos, Dracontium, Cladium, Arum; пос­ледний распространен до побережья Средиземного моря, являясь в Испании и Италии, вместе с сочным белокопытником, с высоким кардуусом и акантом, показателем роскоши южной растительности. 

К этой форме арумов присоединяется форма лиан, дости­гающая наиболыпейвеличины вегетативного развития в жарких зонах Южной Америки: Paullinia, Banisteria, Bignonia и Passiflora[18]. Наши вьющиеся хмель и виноград напоминают эту. растительную форму тропиков. В Ориноко безлистные ветви баухиний[19] достигают 12 мет­ров длины. Они спускаются с вершин высоких свиетений[20], частью отвесно, частью же, подобно корабельным снастям, в наклонном положении. Тигровая кошка с удивительным искусством подни­мается и спускается по ним. 

Самостоятельная форма сизоватых алое контрастирует со све­жей и яркой зеленью гибких, вьющихся лиан. Стволы, если они имеются, почти неразветвленные, узко-кольчатые и змееобразно изогнутые. На верхушке скучены сочные, мясистые, длинно-зао­стренные листья. Высокоствольные алое не образуют зарослей по­добно другим общественно живущим растениям: они стоят оди­ночно среди безводных равнин и часто придают тропическим местно­стям своеобразный, меланхоличный (можно сказать, африканский) характер. 

К этой форме алое относятся, по физиономическому сходству в общем впечатлении ландшафта: из бромелиевых—вырастающая в Андах из расщелин скал, высокая Pournetia pyramidata, на вы­сокогорных равнинах Новой Гранады называемая атмупалла, аме­риканские алое (агавы), ананас—Bromelia ananas и В. karatas; из молочаевых немногочисленные виды с толстыми, короткими канделябровидно-разветвленными стволами; из асфоделевых—африкан­ские алое и драконовое дерево - Dracaena draco; наконец, из лилей­ных - высокоствольная юкка. 

Форма з л а к о в, в особенности физиономия древовидных зла­ков, характеризуется, в противоположность неподвижности и проч­ности формы алое, впечатлением легкости и подвижной гибкости. Бамбуковые заросли образуют тенистые аллеи, в виде аркад, в обеих Индиях. Гладкий, часто наклонный, ствол тропических злаков пре­восходит высотой наши ольхи и дубы. Уже в Италии эта форма, представленная тростником - Arundo donax—начинает возвышаться над землей и своими размерами и массой определять характер при­роды страны. 

Папоротники в жарких зонах земного шара приближаются к форме злаков. Древовидные, достигающие 42 метров высоты, они имеют вид пальм, но ствол их менее гибкий и более короткий. Листва нежнее, более тонкая, просвечивающая и по краю зубчатая. Эти громадные папоротники свойственны почти исключительно лишь тро­пикам, но они предпочитают более умеренный климат этих мест. Вследствие того, что тут уменьшение жары представляет собою лишь результат влияния высоты места, главным районом обитания этой формы являются горы, достигающие от трехсот до девятисот метров над уровнем моря. 

Древовидные папоротники растут в Южной Америке там же, где и благодетельное дерево[21], кора которого служит исцеляющим средством от лихорадки. Они оба являются показателями счастливых областей земного шара, где господствует вечная свежесть весны. 

Я еще назову: форму лилейных растений (Amaryllis, Ixia, Gladiolus, Pancratium) с мечевидными листьями и роскошными цветами, главной родиной которой является южная Африка, далее - форму ивовых (Salix), свойственную всем частям земного шара, повторяющуюся в Кито в образе Schinus molle[22], не столько строением листьев, сколько характером ветвления; форму—мирто­вых растений (Metrosideros, Eucalyptus, Escallonia myrtilloides); форму меластомовых[23] и лавровых.

«Les Liliacées»

Изучить все эти растительные группы не в оранжереях и не по описаниям ботаников, а среди самой великой природы тропиков было бы начинанием, достойным большого художника. Как интересен и поучителен был бы труд пейзажиста, который представил бы перечисленные шестнадцать основных форм, сначала каждую отдельно, а затем в сопоставлении их контраста одной перед другой. 

Что может быть живописнее древовидных папоротников, поднимающих свои тонкие листья над мексиканскими лавровидными дубами? Что может быть красивее банановых зарослей, затененных высокими бамбуками? Только художнику дана возможность расчленять эти группы: под его рукой великое колдовство природы (если я смею так выразиться), точно так же как и в литературных произ­ведениях, распадается на небольшое число простых очертаний. 

Под палящими лучами тропического неба произрастают рос­кошные формы растений. Цимбидиум[24] и пахучая ваниль оживляют стволы, анакардиевых и гигантских фикусов, подобно тому, как на холодном севере сухие лишайники и мхи покрывают кору деревьев. Свежая зелень листьев потоса (Pothos) и драконтиума[25] (Dracontium) контрастирует с многокрасочными цветами орхидей. Вьющиеся баухинии, пассифлоры и желтоцветущие банистерии опутывают стволы лесных деревьев. Нежные цветы распускаются на коре шоколад­ного дерева (Theobroma), также как и на твердой коре кресценций и густавий[26]. 

При этой массе цветов и листьев, при этой силе роста и перепле­тении вьющихся растений наблюдателю часто бывает трудно раз­личить, какому из стволов принадлежат листья и цветы. Одно един­ственное дерево, украшенное паулиниями, бигнониями и дендробиумом[27], образует группу растений, которые, будучи отделенными одно от другого, заняли бы значительное пространство земли. 

В тропиках растения сочнее, их зелень отличается большей свежестью, они украшены более крупными и блестящими листьями, чем в северных зонах земли. Общественно живущие растения, при­дающие европейской растительности такой однообразный характер, почти совершенно отсутствуют под экватором. Деревья, достигаю­щие высоты, превышающей почти в два раза северные дубы, покрыты там цветами такой же величины и красоты, как у наших лилий. По тенистым берегам реки Магдалены, в Южной Америке, растет вьющаяся аристолохия[28], цветы которой достигают около полутора метра в диаметре. Индейские мальчики в своих играх продевают сквозь них свои головы. В Южно-индийском архипелаге цветы раф­флезии[29] имеют около метра в диаметре и весят свыше пяти килограммов. 

Исключительная высота над уровнем моря, до которой поднимаются не только отдельные горы, но целые местности, связанные с нею низкие температуры доставляют обитателям тропиков возможность редкого зрелища: помимо пальм и бананов их окружают и ра­стительные формы, как будто свойственные лишь северным странам. Кипарисы, пихты и дубы, кусты барбариса и ольхи (родственные нашим видам) покрывают в южной Мексике, как и в Андах под экватором, горные плато. Так природа в жарких странах дала возможность человеку, не покидая своей родины, видеть всех представителей растительности земли, точно так же как и небосвод от полюса к полюсу не скрывает от него ни одного из своих сияющих миров. 

Северные народы лишены как этого, так и других наслаждений. Многие созвездия и формы растительности, и притом самые красивые (пальмы, высокоствольные папоротники, бананы, древовидные злаки и перистолистные мимозы) остаются для них навсегда неизвестными. Болезненные растения, заключенные в наших оранжереях, дают лишь слабое представление о величии тропической растительности. Но в образовании нашего языка, в пылкой фантазии поэта, в изобразительном искусстве художника открыт богатый источник для восполнения этого пробела. Из него черпает наше воображение живые картины экзотической природы. На холодном севере, среди пустынных cстепей, одинокий человек может приобщить себе все то, что добыто исследованиями в отдаленнейших частях земного шара, и тем самым творить свой внутренний мир, такой же свободный и нетленный, как и разум, его породив­ший. 

ПРИМЕЧАНИЯ 

1. Остров Тенериф входит в состав Канарских островов в Атлантическом океане, являясь самым крупным из них. Наиболее высокая его возвышенность - пик Тенериф достигает 3 710 метров над уровнем моря. 

2. Кап-Верде - острова, в числе 14, в Атлантическом океане у берегов тропической Африки. 

3. Conferva - зеленая водоросль. Осциллярии или осцилятарии - сине-зеленые водоросли. 

4. Планктонные животные и растения. Косцинодиски - диатомовые во­доросли; указание на нахождение у них «зеленых яичников» является ошибочным. 

5. Из класса насекомых. 

6. Наяды - мелкие моллюски. Euglena- одноклеточные организмы из группы жгутиковых, стоящие на грани между растительным и животным миром. Наиды—мелкие черви Naidina. Ряска—Lemna—водяное растение из группы однодольных. 

7. Аскарида—Ascaris—паразитный червь из класса круглых червей. Пентастомум—Pentastomum—паразитные червеобразные животные, причисляв­шиеся раньше к глистам, в настоящее время составляют отдельный отряд пау­кообразных—язычковых пауков (Lingua fulida). 

8. Атлас - горные цепи в Северной Африке. 

9. Ориктогнозия - то же, что и палеонтология. 

10. Ефрат - река в Месопотамии, впадает в Персидский залив. Галис— древнее название реки Кизыл-Ирмак в Малой Азии. 

11. Драконовое дерево—Dracaena draco, описываемое Гумбольдтом, во время его посещения, по произведенному им измерению, имело не у самой почвы около 13 метров в диаметре. Ураган в 1819 г. уничтожил половину кроны этого дерева, а в январе 1868 г. новым ураганом оно было окончательно сломлено. 

12. Гименеи—Hymenaea—и цезальпиния—Caesalpinia—древесные роды из сем. бобовых—Leguminosae, распространенные в тропиках: первый только Нового, второй—Нового и Старого Света. 

13. Стигмарии представляют собою корни или корневые части стволов каменноугольных древовидных плауновых—лепидодендронов и сигиллярий. Во времена Гумбольдта не знали, что эти корневые образования представляют собою части упомянутых деревьев, и рассматривали их в качестве самостоятель­ных растений. 

14. Карликовая пальма - Chamaerops humilis.

15. Энна - город в Сицилии.

16. Мелокактус или дыновидный кактус - Melocactus, род, включающий 30 видов, растущих в Мексике.

17. Ароидные, точно так же как и мхи и лишайники, растут на стволах деревьев не паразитно, а эпифитно.

18. Paullinia - лазящие растения из сем. Sapindaceae, включает 125 видов, свойственных тропической Америке, и 1 вид, растущий в Африке и на Мадагас­каре; род Banisteria, включающий 70 видов, распространенных в тропической Америке, относится к сем. Malpigiaceae. Род Bignoma из сем. того же названия имеет 2 вида и оба из тропической Америки; род Passiflora из сем. того же на­звания включает 300, преимущественно американских, видов.

19. Баухиния - Bauhinia - род из сем. бобовых - Leguminosae, включающий 200 тропических видов.

20. Свиетения - Swietenia - род из сем. Meliaceae, включает четыре вида,. один из них S. mahagoni с Антильских островов дает настоящее красное дерево - махагони.

21. Хинное дерево - виды рода Cinchona из сем. Rubiaceae, включающего-30 видов, распространенных в тропической Америке.

22. Род Schinus относится к сем. анакардиевых—Anacardiaceae, включает 12 видов, эндемичных Южной Америке.

23. Меластомовые - сем. Melastomataceae, распространенное преимущественно в тропической Америке и включающее 1 800 видов.

24. Цимбидиум -Cymbidium - род орхидей (куда относится и ваниль),. включающий 30 видов, распространенных в тропической Америке.

25. Dracontium - род из сем. ароидных - Агасеае, включающий 10 видов,. распространенных в тропической Америке.

26. Кресценция - Crescentia - род из сем. бигнониевых - Bignoniaceae, вклю­чающий 5 видов, распространенных в тропической Америке. Его толстостен­ные плоды (калебассы) употребляются в качестве сосудов.

27. Дендробиум - Dendrobium - род орхидей, включающий 900 видов, рас­пространенных в тропической Азии и Австралии.

28. Аристолохия - Aristolochia, род из сем. того же названия, рас­пространенный как в тропиках, так и в умеренных областях, и включающий 180 видов. Гумбольдт имеет, по всей вероятности, в виду A. grandiflora или A. gigas. Этот род представлен в нашей флоре, где он известен под названием кирказон.

29. Рафлезия - Rafflesia, род из сем. того же названия, включает 7 ви­дов, распространенных в Индо-Малайском архипелаге. Это паразиты, жи­вущие на корнях тропических лиан (главным образом виды рода Cissus), листьев не образующие, а развивающие лишь очень крупные цветы.